О развитии арктических шельфовых проектах, их перспективах и сложностях, о будущем Севморпути «Беллоне.Ру» рассказал член научного совета при Совете Безопасности РФ, академик, директор ООО «Гекон» Михаил Григорьев.

– Михаил Николаевич, Ваше выступление на конференции в Мурманске нельзя назвать оптимистичным. В частности, заявление о том, что к 2030 году на Арктическом шельфе будет добываться не более 3 процентов нефти по стране в целом. Газа же на шельфе не будет добываться вовсе…

– Да, это так. Дело в том, что оценить срок ввода месторождений в разработку (как существующих, так и планируемых) можно на основе условий пользования недрами лицензионных соглашений. Получается, что из 10 зон хозяйственной деятельности в Арктике – на шельфе и суше – добыча нефти предполагается только в трех. Причем, в них уже сейчас ведется добыча, если называть добычей четыре танкера в год в Печорском море на месторождении Приразломном.

Что касается Штокмановского месторождения – «Газпром» официально заявил, что будет им заниматься только после 2025 года.

Скорая разработка месторождений Русановского и Ленинградского у меня также вызывает большие сомнения. Остаются газовые месторождения суши: Ямал СПГ,  Печора СПГ – они все расположены на суше, здесь просто используют морские терминалы для отгрузки СПГ.

Говоря о «хотелках» по добыче нефти на шельфе, надо сразу понимать, что реально предполагается к вводу в разработку. Сейчас мы имеем четыре месторождения на шельфе, которые предполагаются к вводу до 2030 года: Приразломное, Долгинское, Медынское-море и Варандей-море. Последнее месторождение очень маленькое по запасам, и может быть экономически нерентабельным.

Вся добыча на этих месторождениях, исходя из утвержденных проектных документов на разработку и заявленных планов компаний, составит к 2030 году в лучшем случае 15-16 миллионов тонн. Если добыча нефти в России сохранится на том же самом уровне (500 млн тонн), то добыча на шельфе составит не более 3 процентов.

– Стоит ли вообще идти на Арктический шельф, учитывая столь низкую добычу, сложности и дороговизну подобных проектов?

– Хороший вопрос. Давайте смотреть на ситуацию комплексно. Дело в том, что в нашей стране есть переизбыток невостребованного газа и дефицит нефти. У «Газпрома» почти 50% запасов промышленных категорий на суше, в силу тех или иных причин, сейчас не вовлечены в освоение. Поэтому вряд ли «Газпром» будет активным инвестором в дорогостоящие шельфовые проекты.

А вот «Роснефть» мотивирована на изучение Арктического шельфа, ориентируясь на расширение ресурсной базы, а именно – нефти. Сейчас у нее немного месторождений, которые могут обеспечить рост добычи в дальнейшем, поэтому «Роснефть» пойдет в Арктику. Это для компании оправданное действие, нацеленное на долгосрочное развитие базы нефтедобычи компании.

Конечно, есть более дешевый вариант прирастить извлекаемые разрабатываемые запасы нефти, чем разрабатывать шельф. Можно использовать новые технологии для увеличения нефтеотдачи (коэффициент извлечения нефти), который у нас составляет около 37%, довести его на ряде месторождений, например, до 42-45%. Это будет дешевле, чем шельфовые проекты.

Я уже говорил о том, что Норвегия занимается шельфом, поскольку у них ничего, кроме шельфовых проектов, нет. Они начали осваивать шельф Северного моря, потом распространили свои проекты на Норвежское, а сейчас выходят на Баренцево. Им деваться некуда – потенциал Северного и Норвежского морей почти исчерпан (хотя есть новые неожиданные открытия). Но, по норвежской оценке, добыча на них будет падать, какие технологические решения не применяй.

В России ситуация иная. Российская Арктика – это не только шельф, это еще и огромная территория суши, где сосредоточены серьезные нефтяные и газовые месторождения. Нужно также понимать, что освоение шельфа – это и политическая задача, зачастую там нет очевидной экономической выгоды, тем более, сейчас, с таким падением цены на нефть и невозможностью предсказать дальнейшее развитие событий.

Если цена на нефть будет 60-65 долларов за баррель, как предсказывает ряд аналитиков, то это серьезно затормозит арктические шельфовые проекты.

– Как, по Вашему мнению, это отразится на развитии Северного морского пути?

– Мое мнение – вообще нельзя ставить такую самостоятельную задачу, как развитие Северного морского пути (СМП). СМП – это транспортная обеспечивающая инфраструктура. Это система транспортного обеспечения реализации инвестиционных проектов, связанных, главным образом, с освоением углеводородных ресурсов – поставка оборудования и материалов для обустройства месторождений, а затем – вывоз продукции и обеспечение деятельности промыслов. Если будет нечего обеспечивать – то не будет и необходимости в развитии инфраструктуры. Незачем будет строить новые ледоколы, порты, развивать навигационное и гидрографическое обеспечение, систему связи, поисков и спасения и т.п., если перевозок не будет.

Но я думаю, что перевозки будут. Например, у проекта Ямал-СПГ законтрактовано почти 99% от ожидаемого объема добычи. Около трети предполагается поставлять в восточном направлении по СМП. А это приведет к развитию инфраструктуры СМП, снижению рисков мореплавания, а в итоге – к снижению расходов транспортных компаний. Как следствие, СМП станет более привлекательным и для чисто транзитных перевозок в обоих направлениях.

Но не стоит забывать, что не менее 80% грузоперевозок по трассе Севморпути будет нести не транзитный характер, а обеспечивать внутренние российские перевозки. Речь идет о Сабетте (Ямал СПГ), Новом Порте и подобных проектах.